– Мою жену возмущает одно, – на выдохе, так, как если бы он говорил это скрепя сердце и только ради того, чтобы быть уж до конца искренним и, конечно же, для пользы дела, произнес Борис Александрович, – у Ларчиковой постоянно водились крупные купюры, и мы с Надей просто измучились в поисках сдачи для нее. Создавалось впечатление, что она печатает их где-то на веранде или выращивает, как в сказке, в саду под яблонями… Я бы понял, если бы она была замужем, тогда было бы понятно, откуда у молодой учительницы столько денег, но она жила одна.
– Вы думаете, что эти деньги ей давали те самые гости, которые приезжали к ней?
– Думаю, что мужчины…
– Ты все сказал? – спросила его, заметно оживляясь, жена. – А теперь я расскажу кое-что. Однажды, еще в прошлом году, осенью, к ней приехал парень, молодой, красивый… Знаете, эта красота просто бросалась в глаза, и я еще тогда подумала, что это ее брат, уж больно молодой. Но они целовались на веранде, я сама видела…
– Надя!..
– Он приезжал к ней всю осень, а по весне стал приезжать уже не один, а с другом. Когда на машине…
– На какой машине?
– Я в марках-то не разбираюсь… – Она развела руками.
– А вы? – Корнилов спросил Михайлова.
– ЭТУ марку я тоже, представьте, не знаю. Такая зеленая вытянутая машина, скорее всего «Форд»… А парень действительно довольно часто приезжал, и не увидеть его на участке было невозможно – он носил такую яркую одежду…
– А сегодня? Что было сегодня?
– А сегодня приблизительно в половине одиннадцатого утра к дачному участку Ларчиковой, – сухо отвечал мужчина, – подъехала машина, которую я прежде никогда не видел, такая серая, длинная, тоже иностранная. Из нее вышли мужчины, двое, оба в костюмах. Я подивился, потому что на дачу в таком виде не приезжают. Ну, думаю, наверно, Ларчикова решила продать дачу, а это покупатели, иначе зачем им было приезжать в ее отсутствие…
– Вы хотите сказать, что сегодня, когда сюда приехали эти мужчины на серой машине, ее на даче не было?
– Не было!
– Может, мне показалось, но я видела на участке мужчину, приблизительно такого же возраста, что мой муж. Но я могла спутать, потому что до этого по участкам ходил сторож и искал какой-то ключ. А у Татьяны в ограде дыра, так он довольно часто пробирался через нее на участок, чтобы проверить трубы…
– У нее там ОБЩИЙ кран, – пояснил Борис Александрович, – и я просто уверен, что моя жена видела там именно сторожа.
– А чья же тогда была белая машина? – спросила женщина. – У других наших соседей нет белых «Жигулей», это я точно знаю.
– Вы, Надежда Васильевна, видели эту машину ДО крика Ларчиковой или после? – спросил Корнилов.
– До, конечно. Вот и получается, что тот, кто ее, бедняжку, убил, и уехал на этой машине.
Сазонов и Крымов, послушав показания соседей, вернулись в дом, где уже вовсю работали эксперты, чтобы хотя бы в общих чертах попытаться представить себе картину разыгравшейся здесь трагедии и сопоставить ее с показаниями Михайловых.
На втором этаже, в спальне, где и было, судя по большому количеству крови на полу, совершено преступление, сквозь шелестящие звуки щелкающего фотоаппарата, тихий разговор эксперта и присущую подобной ситуации суетную возню живых, занимающихся изучением следов, оставленных теперь уже мертвыми и теми, кто их сделал таковыми, пробивался птичий гомон, словно все птицы в саду узнали о случившемся и теперь летали, встревоженные и любопытные, перед раскрытыми окнами в надежде увидеть нечто невообразимое, пахнущее смертью…
– Этот мясник повсюду оставил следы кроссовок, смотрите, какие четкие красные трафареты… Как будто он ничего не боялся… – говорил, оглядывая комнату, Петр Васильевич. – А возможно, он был в шоке или под воздействием наркотиков, во всяком случае, убийство это было непреднамеренным.
Крымов смотрел на распростертое перед ним тело Ларчиковой и думал о том, что ему, видимо, судьбой предначертано связываться с женщинами, жизнь которых хоть и коротка, но до краев наполнена пороком. И все они, как правило, очень красивы. Взять хотя бы Полину, рыжеволосую красавицу Полину Пескову, которая имела в любовниках полгорода и для которой единственно реальной целью в жизни были деньги. Вот и про Ларчикову, скромную учительницу литературы и русского языка, только что сказали, что она была богата. Откуда деньги? И за что ей, женщине, которая все лето проводит на даче, платят деньги, и, главное, КТО? Какой еще новый способ зарабатывания денег она придумала? Соседка была права, когда говорила, что такие люди раздражают окружающих. Крымов ходил по дому, заглядывал в кухонные шкафчики, ящики комода, открывал все двери этого маленького дачного хозяйства, какие только имелись, в поисках тех самых дорогих мелочей, о которых говорила соседка. Что же конкретно она имела в виду? Ведь на поставленный вопрос, о каких именно безделушках шла речь, она так и не ответила и перевела разговор на крупные купюры. Да и вообще эта супружеская чета вела себя крайне неестественно.
– Петр Васильевич! – Крымов позвал Сазонова, о чем-то разговаривающего с экспертом. – Случай уникальный – смерть следует за смертью, и все в одном и том же классе… Чертовщина какая-то, честное слово. Вот скажи мне, пожалуйста, каким образом эти милые люди, я имею в виду соседей, оказались здесь, на даче? Они сказали, что услышали крик, ЕЕ крик. – Крымов показал наверх, где лежал труп Ларчиковой с перерезанным горлом. – Что бы ты сделал, услышав крик, окажись ты на их месте?
– Прибежал бы, – не задумываясь, ответил Сазонов.